От второго телефонного разговора Владимир Путина и Дональда Трампа ждали едва ли не большего, чем от их первого официального контакта и ставшей теперь уже почти исторической встречи делегаций в Эр-Рияде. Этому способствовали и общий ажиотаж вокруг российско-американских контактов (который, похоже, будет устойчиво сопровождать все связанные с ними темы, по крайней мере какое-то время), и шлейф американо-украинских переговоров в Саудовской Аравии. И в особенности — безмерная медийная активность правящей в Вашингтоне администрации, особенно самого президента Трампа.
Пока Вашингтон демонстрирует чудеса гибкости в маневрировании между союзниками и оппонентами. Воспринятое многими с энтузиазмом свертывание поддержки Украины, заявленное столь резко и решительно, оказалось обратимым ровно настолько, насколько это нужно действующей администрации. Как только испуганное украинское руководство и не менее испуганные, несмотря на раздувание щек, европейцы начали демонстрировать декларированное соглашательство с американской позицией, выяснилось, что свертывание американской помощи Украине носит лишь частичный характер, ни о каком полном отлучении Киева от американской поддержки речи пока не идет. Что и не удивительно: нынешние хозяева Вашингтона отнюдь не агенты Кремля и не собираются играть с Россией в поддавки и заведомо ослаблять свои переговорные позиции. Нет, это не политико-медийная диверсия с целью обмануть и очаровать, как сразу начали говорить многие. Это дипломатическая эквилибристика, к которой нам, видимо, придется привыкать на следующие четыре года.
Приведение к покорности украинского руководства в Белом доме решили использовать традиционно для себя, то есть с максимальной медийной отдачей, позиционируя состоявшиеся переговоры с Украиной как важнейший прогресс в деле мирного урегулирования. Отсюда предложение о 30-дневном моратории на боевые действия, нелепо позиционируемое как дипломатический прорыв. Было вполне очевидно, что в условиях обрушения украинской обороны в Курской области и общей благоприятной ситуации для российских войск принимать временное перемирие Москве резона нет. Однако и Трамп, и члены его внешнеполитической команды немедленно растиражировали тезис о том, что урегулирование конфликта почти достигнуто и теперь судьба переговоров в руках российского руководства — если инициатива будет принята, война закончится, а нет — Кремль докажет, что именно он есть разжигатель войны.
Это заставило многих наблюдателей посчитать американские инициативы и весь переговорный процесс очередной уловкой, если не сказать провокацией. А официальную Москву — отреагировать. Вначале помощник президента Юрий Ушаков, затем сам российский лидер в ходе пресс-конференции с белорусским коллегой Александром Лукашенко, а потом снова Юрий Ушаков в более пространном ключе высказались об этой инициативе однозначно негативно, отметив возможность временной заморозки конфликта как предварительного условия для переговоров. Впрочем, и предшествовавшее этим заявлениям молчание, и мягкость формулировок («мы, конечно, за мир, но…») говорили о том, что в Москве к этому переговорному процессу относятся более чем серьезно. И не очень обращают внимание на медийно-политические молнии, ожидая от американских визави подробных объяснений — в ходе обстоятельной беседы без прессы, как это принято между лидерами великих держав.
С таким багажом стороны подошли ко второму телефонному разговору на высшем уровне. И ожидать от него многого было наивно, пусть интуитивно и хотелось, чтобы гордиев узел был разрублен здесь и сейчас. Особенно в свете проведенной администрацией Трампа информационной раскачки. Однако, если оторвать этот телефонный разговор от активного медиасопровождения, разговор президентов просто стал очередной важной вехой на сложном и извилистом пути по нормализации российско-американских отношений и связанной с этим проблемой урегулирования конфликта на Украине.
Итоги переговоров, даже исходя из той скромной информации, которая была предоставлена пресс-службами обеих сторон, вполне можно назвать успешными. Всеобъемлющее перемирие на 30 дней было заменено на 30-дневный же мораторий на удары по объектам энергетической инфраструктуры. Взаимовыгодный для обеих сторон конфликта (впрочем, разумеется, российские удары по украинской энергетике были и остаются гораздо более чувствительными, нежели атаки украинских дронов на российские объекты), и политически чувствительный в свете безопасности Запорожской АЭС, данный аспект стал вполне здравым компромиссом. Вашингтон получил возможность говорить об очередном успехе на пути урегулирования — пусть речь не идет о всеобъемлющем перемирии, но обеспечение энергетической безопасности — это уже хорошо. Москва нашла элегантную возможность дать американским коллегам такую возможность, уклонившись от прекращения огня, активно навязываемого в предыдущие дни Вашингтоном, но очевидно невыгодного для России. Элегантность этому решению придает то, что данная инициатива ранее озвучивалось украинским руководством — вроде как и не обошли Киев, поддержали его предложения.
Крупнейшим с точки зрения медийного освещения результатом телефонного разговора стала инициатива по проведению хоккейных матчей между НХЛ и ХКЛ. Некоторые наблюдатели восприняли это как свидетельство отсутствия реального прогресса — мол, повестка снова (как это было в лучшие годы российско-американских отношений) наполняется достаточно вторичными по отношению к первостепенным политическим вопросам инициативами. В США оппоненты Трампа подчеркивают, что это российская инициатива, а значит априори плохая. Однако недооценивать спортивную дипломатию всё же нельзя. Достаточно вспомнить пинг-понговую дипломатию, сопровождавшую нормализацию китайско-американских отношений в 1970-е или футбольные матчи между советскими и китайскими командами, предшествовавшие визиту Михаила Горбачева в КНР в 1989-м.
Впрочем, в связи с хоккейной дипломатией можно отметить еще два важных аспекта. Во-первых, сам факт принятия идеи о совместных матчах отражает изменение в мышлении Белого дома относительно переговоров по Украине. Из быстрой и хлесткой сделки они превращаются в сложный политический процесс, требующий постоянной «подкачки». Администрация Трампа, строящая свой образ на успехах, нуждается в предъявлении общественности таковых, в этом отношении хоккейные матчи в какой-то мере сублимируют отсутствие быстрого прогресса по Украине, что отражает осознание американским руководством возможной продолжительности этого процесса. Во-вторых, это служит индикатором сохраняющейся в Вашингтоне политической воли на нормализацию российско-американских отношений в принципе и готовностью искать для нее соответствующие подпорки, даже в области спортивной дипломатии. Понимание переговорного процесса по Украине в контексте общего процесса нормализации отношений между Москвой и Вашингтоном — важная призма, через которую необходимо смотреть на этот вопрос.
И здесь более чем симптоматично, что в коротких официальных релизах по итогам телефонного разговора подчеркивалось, что длившийся два с половиной часа разговор шел отнюдь не только и столько об украинском урегулировании, но был посвящен гораздо более широкому кругу проблем, включая вопросы экономического сотрудничества, неизбежно влекущего за собой ожидаемое многими россиянами смягчение санкций и возврат западных, прежде всего американских компаний, на российский рынок. Показательно, что на прошедшем до телефонных переговоров съезде Российского союза промышленников и предпринимателей значительная часть речи российского президента и последующих обсуждений была посвящена именно этому — тому, как российская экономика переживет нормализацию (пусть и частичную) экономических отношений с Западом (опять же, с его частью). Вполне возможно, отмена санкций нанесет гораздо более чувствительный удар по российской экономике, чем их введение — и здесь широкий простор для анализа злокозненности американской политики, стремящейся нанести ущерб не так, так эдак.
Говорить о полном восстановлении отношений даже в обозримой перспективе пока было бы опрометчиво. Во-первых, прошедший разговор является только эпизодом в длительном и сложном процессе, и именно так его и нужно воспринимать. Во-вторых, никакие телефонные разговоры и контакты на высоком и высшем уровнях не отменяют того, что российско-американские отношения будут сохранять конкурентный характер. Обе стороны по-прежнему воспринимают друг друга как оппонентов с большим количеством геополитических и содержательных противоречий в Европе, Арктике, на постсоветском пространстве. Будет и сохраняться стратегическое противостояние, и продолжаться гонка вооружений. Администрация Трампа, несмотря на разговоры о сокращении оборонных расходов, официально пока не отказалась ни от размещения в Германии ракетных систем средней дальности, ни от модернизации ядерного потенциала, ни даже от значительной части предоставляемой военно-технической помощи Украине. Россия, в свою очередь, будет направлять значительные ресурсы на развитие собственного военного потенциала — и это новая реальность, с которой российскому обществу необходимо смириться и принять как данность, которая будет развиваться вне зависимости от динамики российско-американских отношений. В конце концов, одним из правил взаимодействия Москвы и Вашингтона остается незыблемая тенденция: каждая американская администрация начинает отношения с Россией «за здравие», а заканчивает «за упокой», разрушая все предшествующие достижения.
Впрочем, хочется надеяться, что нынешняя правящая команда в Белом доме сумеет преодолеть этот паттерн. Великодержавное сожительство — пусть и конкурентное — гораздо комфортнее экзальтированной конфронтации. Возможно, американские элиты начинают это понимать.
Дмитрий Новокив - доцент, заведующий лабораторией политической географии и современной геополитики НИУ ВШЭ