«Французы не ушли, потому что видят перспективы России»

Директор франко-российского аналитического центра «Обсерво» Арно Дюбьен - о том, как работает французский бизнес в России, и миллиардных потерях от санкций

Ни одна французская компания не покинула Россию после введения Евросоюзом санкций против Москвы, заявил директор аналитического центра «Обсерво» при Франко-российской торгово-промышленной палате Арно Дюбьен. Он также рассказал о недавнем визите в Москву группы французских сенаторов во главе с председателем комитета по экономическим делам Софи Прима, о проблемах французского бизнеса в РФ, а также о потерях от антироссийских санкций.

— Французские сенаторы – нечастые гости в Москве. Какая проблематика обсуждалась в ходе вашей встречи?

— В Москву приехала делегация сената Франции, ответственная за экономические вопросы. Это не представители комиссии по иностранным делам, не представители группы дружбы, которые довольно часто тут бывают, а именно новые лица, которые в сенате занимаются экономикой. А приехали они главным образом послушать работающих в России французских предпринимателей и ознакомиться с экономической ситуацией в России в целом.

Мы собрали примерно 35 человек — сюда вошли и представители небольших французских компаний, и крупные игроки на российском рынке, и индивидуальные предприниматели. Они пришли, чтобы поведать как о традиционных проблемах, так и о проблемах, связанных с конъюнктурными событиями. И, конечно, тема санкций очень быстро возникла, в основном американских санкций.

Первый вопрос — что Франция в составе Евросоюза может сделать для защиты французских инвесторов в России, которые теперь стали заложниками больших политических игр. Многие думают об этом в Париже. Быстрого ответа не будет, но эта тема теперь фигурирует в умах наших руководителей, чего не было еще полгода назад. И свою роль в этом, кстати, сыграл Иран — то, что нашим компаниям, вроде Peugeot и Total, пришлось уйти из Ирана, заставило наших руководителей задуматься над тем, что можно сделать, чтобы такого не случилось в России.

Вторая тема — финансирование российских проектов французских компаний. Эта тема существовала и до санкций. Но потом она существенно усугубилась на фоне дела BNP Paribas в США (в 2014 году банк заплатил США $8,9 млрд за работу с Ираном, Кубой, Суданом и Мьянмой в обход американских санкций. — «Известия»). После этого французские крупные банки стали более внимательно и даже осторожно относиться ко всему российскому. Как результат — многие проекты мелкого бизнеса, семейных предприятий не находят финансовой поддержки у французских банков. И сейчас ключевая задача — решить, как сделать так, чтобы французские банки не отворачивались сразу при слове «Россия», когда к ним обращаются их же клиенты во Франции.

— А есть ли уже какие-то четкие выводы, или всё это пока, скорее, пища для размышлений?

— Это пища для размышлений. Но одна идея уже прозвучала. Регионы во Франции получили очень широкие полномочия в экономике, по крайней мере, во внешней торговле. Может быть, в будущем станет возможно предоставление региональных гарантий от местного правительства своим компаниям, которые захотят работать в России.

— Специальный докладчик ООН по негативным последствиям односторонних принудительных мер Идрисс Джазери недавно оценил общие потери ЕС от санкций и российских контрмер в сумму более $100 млрд., а российские потери — в $55 млрд. Итальянцы, к примеру, подсчитали, что с 2014 года их убытки от санкций и российских контрмер составляют ежегодно €3 млрд. Есть ли примерные оценки убытков французской экономики от санкций?

— Очень сложно всё подсчитать. Есть прямые убытки у тех экспортеров, которые прекратили всякую деятельность в России и потеряли рынок; есть рынки, которые были потеряны в связи с последствиями санкций — отсутствием финансирования — или потому, что российская сторона выбрала более политически надежного партнера; есть последствия экономического кризиса в России, с санкциями не связанные. И во Франции я не видел всеобъемлющих надежных цифр. Но в любом случае — это миллиарды евро. К примеру, на встрече с сенаторами прозвучали данные о потерях от представителя Airbus: санкции стоили им $8 млрд. Неожиданная и большая цифра.

— Тем не менее, как отмечал Эммануэль Макрон на Петербургском международном экономическом форуме, за 10 лет ни одно из французских предприятий, работающих в России, не ушло с этого рынка. Так ли это?

— Это именно так. В отличие от немецких, американских и других компаний французы не ушли, потому что они видят перспективы России. Не ушли, но это не значит, что их бизнес не был переформатирован. Французские предприятия активно адаптируются к новым реалиям — экономическим, правовым. Французский бизнес проявил стойкость и не разочаровался в России.

— А к слову, сколько французских компаний работает в России?

— Здесь разные цифры, потому что иногда речь идет о формально российском предприятии, но с французским капиталом. Или в случае экспортных компаний некоторый экспорт идет через Голландию и фигурирует в статистике таможни как голландский, хотя на деле он французский. По данным Франко-российской торгово-промышленной палаты, в России работает больше тысячи французских компаний, и свыше пяти тысяч экспортируют в Россию.

— Некоторые страны ЕС после санкций смогли восстановить объемы торговли с Россией за счет увеличения продаж тех товаров, которые не попали в российский санкционный список. Смогла ли Франция компенсировать падение двусторонней торговли за счет новых сфер или категорий товаров?

— Есть однозначно потерянные рынки — это сельхозпродукция. Но это частично компенсируется присутствием французского бизнеса в других частях сельскохозяйственной цепочки. Очень много французских предприятий начали под российским брендом, но по французским технологиями и на французские капиталы разрабатывать здесь что-то новое — связанное с генетикой или сельхозоборудованием.

Но я не вижу больших изменений в структуре нашего экспорта: его составной частью, как и прежде, служат в основном высокие технологии, транспортные средства. К тому же объем двусторонней торговли очень зависит от цен на энергоносители: Франция покупает много российского газа, и как только газ дорожает, объем двусторонней торговли автоматически вырастает.

— Не так давно в России была закрыта организация Business France (государственная французская организация, оказывающая поддержку французским коммерческим компаниям при экспорте их продукции за рубеж). Как это скажется на интересах французского бизнеса в Москве?

— Начну с того, что это печальный пример того, как экономика стала заложницей политики. В краткосрочной перспективе закрытие Business France — это плохо, потому что там работала команда, которая давно занималась определенными вопросами. Это плохо и в символическом плане, эта история стала своеобразной иллюстрацией того, что не всё так просто в российско-французских отношениях.

Но в долгосрочном плане особых последствий не будет. Остаются другие операторы, включая Франко-российскую ТПП, которые смогут и будут помогать компаниям, пожелавшим зайти на российский рынок.

Главная проблема не здесь, не в России. Главная проблема — в восприятии России во Франции элитами и экономическими игроками. И основной водораздел лежит между теми компаниями, которые уже в России, и теми, которые еще не пришли. Предприятия, несколько лет назад пришедшие в Россию, остаются, развиваются, продолжают инвестировать и, как правило, очень довольны. А вот те компании, которые здесь еще не работали, не хотят сюда заходить, потому что на Западе про Россию пишут всякие ужасы, да еще и санкции оказывают давление. И самое главное сейчас — помочь таким компаниям преодолеть предрассудки и негативный фон и знакомить их с теми, кто работает в России успешно, уже много лет.

https://iz.ru/782525/nataliia-portiakova/frantcuzy-ne-ushli-potomu-chto-...