Благодаря реформам экономика находящейся под санкциями КНДР растет на 4-5% в год
Поступающие из Северной Кореи сообщения не оставляют сомнений в том, что правительство Ким Чен Ына продолжает осуществление программы радикальных экономических преобразований. О них молчит местная пресса, а государственные пропагандисты вместо крамольного слова «реформы» используют эвфемизм «улучшение системы управления экономикой». Однако даже официальные документы показывают, что ситуация в КНДР меняется стремительно и бесповоротно. О том, во что превращается некогда плановая экономика, читайте в материале.
Северокорейские реформы весьма похожи на те, что начались под руководством Дэн Сяопина в КНР в конце 1970-х. Но есть и серьезное отличие от китайского прототипа: преобразования в Северной Корее не сопровождаются ни политической либерализацией, ни увеличением открытости страны внешнему миру.
Планирование реформ началось довольно давно — почти два десятилетия назад. Еще в октябре 2000-го по решению Ким Чен Ира, отца и предшественника нынешнего северокорейского правителя, была создана так называемая группа 6.3, в состав которой входили как экономисты, так и представители ведущих министерств и ведомств. Она должна была подготовить программу экономических преобразований.
«Группа 6.3» выработала свои рекомендации к началу 2002-го, а претворение в жизнь их задумок началось 1 июля того же года. Реформы предусматривали резкое расширение прав промышленных предприятий и отмену карточной системы, а также легализацию многих форм рыночной торговли (рынки в КНДР существовали и раньше, но до этого там действовали многочисленные ограничения — не всегда, впрочем, соблюдавшиеся на практике).
К 2004-му северокорейские реформаторы разработали более радикальный вариант преобразований, предписывавший, в частности, перевод сельского хозяйства на семейный подряд, полную ликвидацию остатков монополии на внешнюю торговлю и резкое расширение прав директоров государственных предприятий (включая право продавать большую часть продукции на рынке по договорным ценам, нанимать и увольнять персонал, а также по своему усмотрению устанавливать размеры окладов для подчиненных).
Однако тогда эти меры реализованы не были. Увлечение Ким Чен Ира реформами оказалось недолгим, и с 2005 года он стал относиться к планам изменить структуру экономики с нарастающим беспокойством. Ким Чен Ир и его окружение боялись, что слишком быстрая перестройка экономики поставит под угрозу политическую стабильность в стране.
В итоге реформаторов отстранили от важных постов, а начатые ими преобразования свернули. Ким Чен Ир, в то время находившийся уже в не очень добром здравии, решил провести оставшиеся годы спокойно и без экспериментов.
Всё изменилось с приходом к власти в 2011-м его сына. Ким Чен Ын собирается править страной много десятилетий, но для сохранения власти на длительный срок ему необходимо что-то сделать с северокорейской экономикой, всё сильнее отстающей от экономики соседних стран. До начала 1960-х ВВП на душу населения в Северной Корее был выше, чем в Южной, а до конца 1980-х КНДР по этому показателю превосходила и Китай. Но с тех пор ситуация изменилась кардинальным образом: разрыв с Южной Кореей по душевому ВВП — по меньшей мере 15-кратный. Сегодня оздоровление северокорейской экономики для руководства страны — вопрос политического, а возможно, и физического выживания.
К тому же, каким бы автократом ни был Ким Чен Ын, и он сам, и его окружение искренне хотят видеть свою родину процветающей и богатой (при условии, конечно, что сами они сохранят власть).
Вторая волна северокорейских реформ началась с «указаний от 28 июня», которые Ким Чен Ын дал в 2012 году. В соответствии с новой политикой северокорейское сельское хозяйство стало переходить на семейный подряд. На практике это выглядит так. Крестьянская семья регистрируется в качестве «производственного звена», которому выделяется в долгосрочное пользование земельный надел. С этого надела «малое производственное звено» выплачивает натуральный налог размером от 10 до 35% урожая, а остальное поступает в полное распоряжение самих земледельцев. Сейчас стало известно, что переход на семейный подряд, начавшийся весной 2013-го, полностью завершился, так что по новой модели сегодня работает практически всё сельское хозяйство КНДР.
Более того, сам факт перехода на новую модель с недавнего времени северокорейские официальные представители стали открыто признавать в беседах с иностранцами.
Результаты этой реформы оказались вполне предсказуемыми. Граждане, понимая, что после уплаты налога большая часть урожая останется в их руках, начали проявлять чудеса трудолюбия — и это при том, что они и до этого не имели привычки отлынивать от работы. Благодаря этому продовольственное положение в стране кардинально улучшилось. Урожай 2016 года стал лучшим за всю северокорейскую историю. С урожаем текущего года пока полной ясности нет, но очевидно, что и он будет неплохим. По крайней мере цены на зерно на рынках в ноябре были ниже, чем годом ранее, — а цены эти уже давно формируются по принципу спроса и предложения.
С 2015-го началась реформа предприятий. Что она собой представляет, можно понять, изучив новый «Закон о государственном предприятии», равно как и некоторые инструкции по его применению, что и довелось сделать автору этих строк.
Закон примечателен во многих отношениях. В частности, он не предусматривает существования централизованного планирования как такового. Текст закона подразумевает, что предприятие составляет собственную программу развития и потом доводит эту программу до сведения вышестоящих органов.
Правда, само понятие «план» в инструкциях сохранилось, однако в новой системе этот термин имеет совсем иное значение. В былые времена, в соответствии с советской моделью, подразумевалось, что для выполнения (или перевыполнения) плана надо задействовать все имеющиеся производственные мощности.
В нынешнем варианте так называемое плановое задание можно выполнить, задействуя производственные мощности только отчасти — на треть или несколько больше, в зависимости от типа предприятия. В итоге предприятие продает государству по символическим ценам предусмотренную «планом» часть продукции, а оставшиеся примерно две трети считаются внеплановыми и их можно реализовывать на рынке по договорным ценам. Иначе говоря, под политически выдержанным термином «план» скрывается теперь обычный налог.
Вырученные за счет продажи продукции средства (часто — в долларах или юанях) поступают в распоряжение руководства предприятия и могут использоваться на закупку сырья, развитие производственной базы, выплату зарплат персоналу.
Еще интереснее 38-я статья закона. В ней речь идет о том, что предприятия могут использовать частные денежные средства северокорейских граждан. Речь идет о фактической легализации псевдогосударственных компаний, появившихся в КНДР еще в 1990-е. Такие фирмы создаются частными лицами на собственные деньги и обычно управляются инвесторами, но при этом формально регистрируются как подразделения госпредприятий. Часть прибыли такая фирма отчисляет в бюджет, а остальное (опять-таки от половины до двух третей) ее владелец может тратить по собственному усмотрению, в том числе, конечно, и на приобретение товаров личного пользования (отсюда — стремительный рост количества бутиков в Пхеньяне). Сейчас эта практика «государственного крышевания» частников получила официальное оформление.
Разумеется, всё это не касается военной промышленности, которая остается государственной и управляется старыми методами. Однако начавшийся экономический рост существенно укрепляет финансовую базу страны, что помогает развивать и ВПК.
Реформы работают. Хотя КНДР всё еще остается очень бедной страной, ее ВВП растет на 4–5% в год.
При этом северокорейские СМИ мало говорят о происходящих переменах. Правда, отдельные статьи о новых методах управления время от времени появляются на страницах официального рупора Трудовой партии Кореи — газеты «Нодон синмун». Само слово «реформа» (кстати, позаимствованное из китайского) является в КНДР чуть ли не ругательным. Полагается думать, что северокорейское государство, будучи создано величайшим гением всех времен и народов Ким Ир Сеном и его гениальными преемниками, не нуждается в реформах. Происходящие перемены описываются как «улучшение системы управления экономикой».
Северокорейские пропагандисты предпринимают серьезные усилия, чтобы представить все эти преобразования всего лишь легкой перенастройкой системы управления социалистической экономикой (хотя от социализма в стране осталось довольно мало).
Общаясь с иностранцами, они яростно доказывают, что хотя перемены в КНДР и могут напоминать те, что происходили в Китае при Дэн Сяопине, схожесть эта обманчива.
Усилия мастеров официозного пиара оправданны с точки зрения политического руководства страны. Успешно развивая экономику, северокорейское государство и его правящая элита не могут позволить себе забывать о вопросах безопасности. За внешнюю безопасность отвечают генералы, ядерщики и ракетчики. А вот внутренняя безопасность — это скорее удел спецслужб и виртуозных пропагандистов, которым нужно показать гражданам и иностранцам: Великий наследник Ким Чен Ын ведет страну тем же курсом, что его отец и дед.
Как относиться к происходящему — решать читателю, однако бесспорно одно: Ким Чен Ын показал себя куда более эффективным лидером, чем ожидало подавляющее число иностранных наблюдателей. За время его правления жизнь большинства населения КНДР ощутимо улучшилась, в то время как жизнь меньшинства осталась примерно такой же, как и прежде. Далеко не все политические элиты нашей планеты могут похвастаться такими результатами, тем более если бы им пришлось действовать в столь непростых внешнеполитических условиях.