Приднестровье: забытый чулан в заброшенном доме

О Приднестровье сейчас вспоминают редко, и чаще - к случаю. То кто-то из политиков сделает очередное заявление о «прогрессе, достигнутом в ходе переговоров», хотя никаких заметных «прогрессов» там нет уже лет двадцать, и ясно, что политику нечего было сказать, а сказать было надо. То на границе поймают очередного ездока, груженного тираспольским коньяком и молдавскими сигаретами – и опять-таки, ясно, что это эпизод: то ли неувязка вышла между своими, то ли наказали нахала, решившего влезть в отлаженный бизнес. Суть и смысл происходящего в Приднестровье как раз в том, что там уже очень давно не происходит ничего - и даже когда что-то случается, оно, на поверку, тоже оказывается ничем. Так, безвременное президентство Игоря Смирнова сменилось безнадежным президентством Евгения Шевчука - но ничего не изменилось, и не собирается меняться. И кадровая чехарда, и очередные российские мантры, озвученные Дмитрием Рогозиным, и даже некоторое оживление на переговорах между Кишиневом и Тирасполем, где был достигнут очередной «прогресс» - все это раз за разом оказывается привычным колыханием пустоты. Все осталось так, как и было. Разве что в тираспольских верхах вырос процент стройных брюнеток до тридцати, к которым неженатый президент испытывает понятную мужскую слабость, да на полусотне чиновных кабинетов сменились таблички с фамилиями, но новые чинуши ничем не лучше старых. Разве что стали проходить встречи между президентом непризнанной ПМР Евгением Шевчуком и премьер-министром признанной Молдовы Владом Филатом, что дало повод говорить о «сдаче Приднестровья Кишиневу» - но и это не более чем разговоры. Сдаваться некому, хотя Филат раз за разом и переигрывает Шевчука. Молдавская власть не готова принять капитуляцию Приднестровья, она слишком слаба и занята внутренними разборками. Вздумай сегодня Тирасполь заявить о своей сдаче – на каких угодно условиях – и это вызвало бы шок и растерянность в Кишиневе. Ни на одном из берегов Днестра не готовы ни к каким переменам. Но что же скрывает эта пустота? Хоть что-то же в ней происходит?
Уровень-1 – «самый верх»
Да. Происходит. Во-первых, регион мало-помалу ветшает: отсутствие работы и перспектив гонит людей прочь, в отъезд – но уехать непросто, кризис гуляет по миру, и люди уезжают - и возвращаются, и снова уезжают. Остаются совсем зеленая молодежь и старики, ещё - женщины с детьми. Мало-мальски свободные и способные найти работу люди среднего возраста, в особенности мужчины, стали исчезающим меньшинством, в чем легко убедиться при взгляде на прохожих, на улице или в маршрутке. Среди оставшихся идет поляризация: 90% - откровенно нищает. Уровень зарплат таков, что и наличие работы (редкая удача!) все равно не спасает от нищеты. Мелкие предприниматели кое-как держатся в оставшихся нишах, но мало-помалу уступают их крупным компания, пополняя ряды безработных – или уехавших.
Такая картина обычна для всего пост-СССР. Но в Приднестровье, по причине малости, непризнанности, зависимости от ввоза ресурсов и вывоза готовой продукции, словом, из-за невозможности создать хоть какой-то свой, независимый от соседей, производственный цикл, это проявляется особенно жестко. Приднестровье стало крайним примером общей тенденции: далеко не всякое государство, возникшее на обломках СССР способно существовать само, без сторонних дотаций. Мало-мальски крупные и ресурсные Украина, Казахстан, Белоруссия, Россия, Азербайджан – смогли, хотя тоже испытывают трудности, и тоже, мало-помалу, деградируют, даже по меркам третьего мира. Уровнем ниже - в Армении, Грузии, в Прибалтике и Средней Азии все обстоит много хуже. И совсем скверно - в Молдове, где государство деградировало до полной несостоятельности. Ну, а Приднестровье изначально не допрыгнуло до уровня государства. Оно, с самого начала, было и остается дотационной территорией на содержании России – ведь неплатежи за газ, долг по которым составляет уже три миллиарда долларов (десять лет назад было полтора) - тоже форма дотации. Эта дотация не работает в качестве стартового капитала – её просто проедают.
В несостоятельности непризнанного Приднестровья и признанной Молдовы нет никакой политики – тут голая экономика. Политика начинается тогда, когда в условиях экономической несостоятельности начинается имитация борьбы за независимость и государственность, в ситуации, когда ни одна из сторон на них просто не способна – ну, не по Сеньке шапка!
Этот неприятный факт сразу выводит в область иррационального любые переговоры об урегулировании. Какой смысл бороться за независимость Приднестровья, если с экономической точки зрения она невозможна? Какой смысл настаивать на возвращении Приднестровья в Молдову, если и Молдова не в состоянии существовать, как государство, причем, без разницы: что с Приднестровьем, что без него? Ни «реинтеграция», ни «завоевание независимости» - в какой бы то ни было политической форме не дают ни одному, ни другому берегу Днестра никаких шансов, никаких вариантов развития, кроме бесконечной стагнации - ни сегодня, ни в обозримом будущем. В регионе нет ресурсов и возможностей для построения государственности. И то, что подобное положение есть лишь частный случай общемировых процессов, часть общего системного кризиса, охватившего всю мировую экономику, ничего не меняет в конкретной ситуации.
Вместе с тем, и в Молдове, и в Приднестровье, и в России есть силы, заинтересованные в сохранении сложившегося статус-кво. Собственно говоря, благодаря этим силам, преимущественно российским, ситуация и сохраняется в её нынешнем виде. В Молдове и Приднестровье за сохранение независимости выступают местные политические элиты, сросшиеся с крупным капиталом, представляющие интересы, в лучшем случае – 1% населения, но полностью контролирующие общественное мнение через управляемые ими СМИ. В России вокруг региона сложилось равновесие интересов двух влиятельных ведомств: МИДа и ФСБ. МИД продвигает идею «реинтеграции» Молдовы и непризнанной ПМР, что по замыслу его аналитиков, в сумме должно дать «дружественную» России «объединенную Молдову» - априори нестабильную и полностью зависимую от России, которая, собственно, только и сможет удерживать её от взрыва и распада. Но вместе с тем, Молдова будет формально признанным государством, членом ООН, и одним из европейских игроков – а такая марионетка дорогого стоит.
Российские спецслужбы тоже заинтересованы в наличии инструмента влияния на юго-западном направлении. Непризнанное Приднестровье в его нынешнем виде идеально подходит для этой роли: здесь есть и российские миротворцы, и сотня тысяч граждан России, и фактически прозрачная граница с Молдовой. Местные спецслужбы всегда тесно курировались ФСБ – вот и сейчас, на смену Владимиру Антюфееву, оказавшемуся лишним в новых политических раскладах, из России прислан первый зам.главы КГБ ПМР, полковник ФСБ Евгений Петрушин. Но вместе с тем, ФСБ не проявляет особой заинтересованности в дипломатической и международно-правовой легализации своих инструментов, видя в этом головную боль МИДа. Молдова же, качестве довеска к Приднестровью, окажется для спецслужб ненужной и обременительной обузой.
По результатам подковерной борьбы в Кремле, Россия проводит в отношении Приднестровья «средневзвешенный» курс: формально поддерживает идею возвращения в Молдову, но при этом оказывает непризнанной ПМР экономическую помощь, без которой она просто не смогла бы просуществовать и двух месяцев. Это устраивает элиты ПМР, и, как это ни парадоксально, также и элиты Молдовы, не готовые «реинтегрировать» мятежную республику – ни политически, ни экономически.
Уровень-2. Местные политики, предприниматели, и просто граждане
Политические аналитики, пытаясь хоть что-то сказать о ситуации в регионе, зачастую рассуждают на уровне пикейных жилетов из известного романа. И дело не в том, что аналитики столь уж плохи – дело в том, что ситуации как таковой просто нет, и говорить не о чем – но есть заказ, и его нужно отработать. «Политические» события, что в Приднестровье, что в Молдове - лишь отголоски аппаратных интриг - на уровне интриг между инструкторами горкома времен МССР. А все партийное «многоцветье» - что в Кишиневе, что в Тирасполе, по сути, и является несколько реорганизованным вариантом той самой КПСС. В Кишиневе – позатейливей и посложней, на республиканском уровне. В Тирасполе попроще и поглупее – на уровне района. Как видите, и в этом плане со времен МССР ничего не изменилось.
Как и полагается (в СССР, если кто не помнит, партия осуществляла прямое руководство как промышленностью, так и сельским хозяйством) мало-мальски серьезный бизнес – то есть все, что крупнее патента на розничную торговлю с лотка – существует в тесной связи с чиновниками – государственными и партийными, связи настолько тесной, что трудно сказать, кто кого тут контролирует и кто кем управляет. Речь идет о едином организме: тенденция, конечно, тоже общая, для всего пост-СССР, но в Молдове и в Приднестровье она доведена до своего предела, здесь партийно-хозяйственная номенклатура не распадалась и не прерывалась, а эволюционировала до нынешнего состояния, как единое целое.
Что касается гражданского общества, то ни в Молдове, ни в Приднестровье – в отличие от Украины и России - оно не существует вовсе. Здесь невозможно представит себе ни массовых забастовок, ни протестов, не организованных и не проплаченных от начала до конца какой-либо политической партией - то есть группой партийно-хозяйственных функционеров. Так было всегда – и на том, и на этом берегу. И митинги «Народного фронта» и противостоящие им кишиневские забастовки 89-90 годов, и молдавское волонтерство и приднестровское сопротивление – все это с самого начала инспирировалось и управлялось различными группами советского партхозактива, между которыми как раз и шла настоящая война – за раздел бывшей союзной собственности. Все прочее, и в частности - вся идеология, выстроенная противоборствующими сторонами, была лишь инструментом управления, способом заставить граждан взять в руки оружие и сражаться за интересы хозяев. Характерно, что как только раздел собственности был окончен, конфликт быстро угас, причем и градус ненависти между его непосредственными участниками стремительно пошел на спад. Искусственное противостояние вытеснили проблемы экономического выживания, совершенно одинаковые и для граждан Молдовы, и для граждан Приднестровья.
Причина такой пластичности кроется в полнейшей деполитизации масс, неспособных ни осознать свои интересы, ни сплотиться для их защиты - по причине отсутствия даже намека на левую интеллигенцию. Образованных левых – действительно левых, а не имитирующих свою левизну популистской болтовней, на обоих берегах Днестра можно пересчитать по пальцам одной руки (и ещё останется, чем поковырять в носу и сделать «козу»!), причем все они выпадают из местного политического дискурса. Эта особенность была присуща ещё Бессарабской губернии (кстати, и в Румынии мы видим точно такую же картину!), общественное сознание которой никогда не оперировало чем-то более «левым», чем образ «благородного разбойника» который грабит богатых (пусть у соседа корову уведут!) и делится с бедными (к ним симпатизант такого гайдука непременно причислит себя: вдруг халява обломится?). Эти общественные настроения улавливали и успешно эксплуатировали всякого рода авантюристы, с хорошим политическим чутьем. Самый известный пример такого рода - Григорий Котовский… Впрочем анализ этой ситуации и её причин – тема отдельного исследования.
Попытка прогноза
Ни Приднестровье, ни Молдова не являются политическими игроками по отношению к внешнему миру. Они лишь объекты, территории приложения усилий игроков, в числе которых можно назвать перечисленные выше ведомства России (единой российской политики в регионе не было и нет), ряд российских экономических игроков, более или менее существенно вложившихся в регион (ГАЗПРОМ, РАО ЕС, Алишер Усманов), Румынию и ЕС. Но ни для кого из них этот регион не является приоритетом Номер Один. Все они видят в нем лишь третьестепенное направление, по поводу которого возможны торг и компромиссы, и которое, ради получения преференций на более важных участках, можно попросту «слить». Иными словами, если бы сегодня появился игрок, для которого регион был действительно важен, он, после непродолжительных переговоров, вероятно, получил бы карт-бланш для любых действий. Однако ни Молдова, ни Приднестровье никому сегодня не нужны, что и порождает нынешнюю равновесную ситуацию.
Внутри региона будет идти соперничество различных группировок. Частью такого соперничества являются и молдо-приднестровские переговоры: Влад Филат переигрывает Евгения Шевчука, но Приднестровье, как таковое, ему не нужно. Филату нужны ресурсы Приднестровья, прежде всего – электоральные. Кроме того, приднестровские переговоры являются мощным пиар-ресурсом, который Филат использует в переговорах с Россией и с ЕС. Формально он – третье лицо в молдавской властной иерархии, фактически – самая сильная политическая фигура и действующий лидер страны, хотя и с ограниченными полномочиями.
Приднестровье тоже пытается маневрировать, как между российскими группировками, так и между Россией в целом, Молдовой и ЕС – но его возможности, по причине 100% зависимости от российской экономической помощи крайне ограничены.
Общим итогом всех этим маневров, вероятно, будет сохранение нынешнего статус-кво – если говорить о Молдове и Приднестровье в целом. Что касается внутренней ситуации, то и там и там экономическая обстановка быстро ухудшается. Причина этого заключена не столько в плохом управлении, сколько в том, что и Молдова, и Приднестровье не в состоянии проводить какую-либо собственную экономическую политику. Они – заложники общемировой ситуации, которая влияет на них как через переводы от гастарбайтеров, только по официальным данным составляющие более трети ВВП Молдовы и ПМР (в реальности, вероятно, около половины), так и через цены и спрос на экспортируемые ими товары, и, что еще важнее – на ввозимые энергоносители. Однако отсутствие и там и там гражданского общества надежно гарантирует отсутствие организованных протестов.
Тем не менее, видимость таких протестов в Молдове, вероятно, будет создана: соперничающие политические группировки станут все жестче конкурировать за доступ к сокращающимся внутренним ресурсам. Лозунгами одной стороны будет объединение с Румынией, пресловутая «Униря», нереализуемая на практике ни в ближней ни в среднесрочной перспективе по той же, примерно, причине, по которой нереализуема и «реинтеграция» Молдовы и ПМР. Лозунгами другой, соответственно, борьба за сохранение молдавской государственности – скорее декларируемой, чем существующей. Все будет разворачиваться по стандартным сценариям, подробно описанным мной тут http://dniester.ru/content/socialnayaritorikarumynskihnacionalistovmoldavii
Что касается Приднестровья, то здесь уличные протесты представляются совсем уже маловероятными. Тираспольские элиты более консолидированы, теснее связаны между собой общими интересами и потому больше склонны договариваться «под ковром», а общество ориентировано на «внешнего врага» в лице Молдовы, что сильно нивелирует и приглушает внутренние противоречия. И хотя со стороны бывшей команды Игоря Смирнова, вытесненной с «политического», а точнее с аппаратного поля, доносятся невнятные обещания «протестной осени» - едва ли они будут реализованы. Ни у одной и противоборствующих группировок, и прежде всего, как раз у просмирновской, нет сегодня ярких, харизматичных и храбрых фигур, способных организовать такой протест. Экономический спад породит лишь дальнейший отток активного населения, сворачивание всей социальной сферы (оно уже активно идет) – и глухое недовольство, которое, при необходимости, будет канализироваться в сторону Кишинева