Политолог Тамара Гузенкова — о том, почему расчеты Запада на успех экономических санкций против России не оправдались
Недавно Белый дом вновь заявил о возможном новом расширении санкций против России. На этот раз, как дал понять Барак Обама, в контексте ситуации в Сирии. Заокеанскому партнеру поддакнул председатель Европейского совета, польский экс-премьер Дональд Туск, который сообщил, что он весьма рассчитывает на продление санкций против России в декабре, даже несмотря на то, по его словам, что для Европейского союза это «непростой вопрос». Новыми санкциями и даже изоляцией грозит Москве и глава британского МИДа Борис Джонсон.
Как известно, санкции были введены два года назад, за это время не раз продлевались, причем каждый раз для этого находилась «весомая» причина: вначале был Крым, потом Донбасс, а теперь вот и Сирия подоспела. Под санкции, то есть под ограничения и даже карательные меры с целью наказания, попали российские банки, ведущие компании нефтяной, авиастроительной отраслей, оборонный комплекс. Здесь оказались «Роснефть» и Сбербанк России, «Газпром нефть» и Россельхозбанк, «Уралвагонзавод» и концерн «Калашников» и многие другие флагманы российской экономики. Внушительный список составили имена российских политиков и чиновников, которым строго-настрого запрещен въезд на территорию ЕС. Туда вошли такие известные личности, как Владимир Жириновский, Владислав Сурков, Сергей Глазьев, Валентина Матвиенко и даже Светлана Журова, которую «не спас» титул олимпийской чемпионки.
По поводу санкций не раз говорилось, что их истинные причины — максимально ослабить российскую экономику, сделать Россию неконкурентоспособной и оттеснить ее с западных рынков. Все это так. Но я бы посмотрела на эту проблему с иной стороны.
Вообще-то, судя по заявлениям Обамы и Туска, с западными санкциями против России что-то пошло не так. И это заставляет, как теперь принято говорить, «наших партнеров» с упорством, достойным лучшего применения, вопреки здравому смыслу и явно себе во вред сохранять и даже ужесточать санкционный режим.
Как представляется, правящая западная элита исходя из собственных представлений о смысле жизни, человеческих ценностях и законах общественного поведения попыталась с помощью санкций смоделировать внутриполитический кризис в России и смену власти (проще говоря, отстранение Владимира Путина) руками «разъяренного потребителя».
В странах «золотого миллиарда» уже давно утвердилось гедонистическое восприятие жизни. Возобладало безусловное представление о том, что абсолютной ценностью являются потребности, желания и наслаждения одной индивидуальной человеческой жизни. Соответственно удовлетворение этих желаний, умножение потребностей, формирование психологической зависимости от постоянной смены вещей и впечатлений, погоня за престижными формами потребления превратились в немалой степени в содержание и смысл существования.
Соответственно уровень доступности различного рода товаров и услуг превратился в символ общественного положения, успеха и престижа. Такая потребительская «корзина» вмещает буквально все: экзотические продукты, заморские вина, бытовую технику, автомобили, предметы домашнего убранства и интерьера, голливудские фильмы, зарубежную музыку (в записи для бедных, вживую — для состоятельных), оригинальную брендовую одежду, образовательные стандарты и даже климат. Бабушка, покупающая в сельпо в российской глубинке внучку бананы и апельсины, или пенсионер, поехавший на недельку по дешевой путевке в Египет, — такие же участники глобального потребления, как и владельцы сверхдорогих яхт, но только на своем — низовом — уровне.
Структурам, обеспечивающим глобальное потребление, важно, чтобы эти желания оказались удовлетворены немедленно, пока они не исчезли под давлением новых впечатлений и желаний. Для того чтобы любой человек в любой точке мира получил доступ к этим благам или природным преимуществам, была сформирована система потребительских кредитов, в повседневной жизни восторжествовал принцип «бери сейчас — плати потом!». Брать в кредит можно (и нужно) на всё: на ремонт, путешествия, отдых, покупку машины, квартиры и всего-всего остального.
При таком подходе социальный контроль может осуществляться с помощью механизмов соблазна и подавления.
Под подавлением в этом случае подразумевается ограничение доступа или исключение из потребления продуктов, предметов и услуг. А это равнозначно исключению из гражданства в западном обществе.
В этом свете становится более понятным «карающий» смысл различного рода санкций, запретов и ограничений, налагаемых на тех, кто «провинился» перед Западом, куда могут входить не только представители национальных элит, но и «простые смертные».
Есть определенные основания полагать, что США и их европейские союзники сильно рассчитывали на то, что средний класс и бизнес-сообщество, отлученные от престижных форм потребления и комфортного времяпрепровождения, от любимых сортов (сыра, кофе, хамона и т.д.), станут питательной средой социального недовольства и политического протеста. И таким образом «отлученные» сами «накажут» свое провинившееся правительство.
Но, как видим, получилось наоборот. Высокая поддержка российского президента (на уровне 86%) сохраняется в течение трех последних, таких непростых в экономическом отношении лет. Парламентские выборы не оправдали надежд некоторых на дестабилизацию и раскол российского общества.
Чтобы совсем не потерять лицо, в Wall Street Journal этому нашли объяснение. Оказывается, устойчивости и силе стратегии Путина способствует «человек трусливый». Вот оно что. Не перевели все активы на Запад, не уехали все искать лучшей доли в теплых краях. Не отстояли свое законное право каждый день намазывать на круассан сыр «Филадельфия».
Струсили.
Поддержали свое правительство.
На примере всей этой эпопеи с антироссийскими санкциями всякого рода заокеанским специалистам по «мягкой силе» и «цветным революциям» впору задуматься. И начать вносить в свои пособия новые главы. О том, как, вместо того чтобы принудить «провинившееся» правительство к примерному поведению, санкции достигают своего противоположного эффекта и приводят к консолидации общества — и даже к укреплению экономического суверенитета.